Сразу хочу предупредить: в тексте ниже не идет речи о цифровой трансформации любого бизнеса вообще. Вероятно, есть пределы возможностей диджитализации. К примеру, небольшой фирме изготавливающей кухни на заказ или ИП занимающемуся частным извозом нет смысла полностью делать бизнес в цифре. Хотя имеются и такие кейсы.
Вообще, кажется, что цифровая трансформация — это больше про средний и крупный бизнес, а для малого она заключается лишь в выборе правильных продуктов хороших вендоров, решающих их конкретные задачи. Впрочем, многие со мной здесь не согласятся.
Глобализация, стирающая границы национальных экономик, проявляет себя и в формировании единого финансового пространства. Подтверждений тому, что финансовый мир движется именно в эту сторону, с каждым днем становится все больше. В одних случаях речь идет об
очередном межгосударственном финтех-проекте на корпоративном уровне. В других –
о структурных сдвигах в континентальном и мировом масштабе. Например, как в
Евросоюзе, где на наших глазах формируется единое регулирование для субъектов
альтернативного кредитования: P2P и краудфандинга. Еще более показательный
европейский пример – проект развития трансграничного open banking (после
принятия директивы PSD, а с недавнего времени – и PSD2). Сущность перемен
едина: укрупнение, синтез, унификация финансовых процессов.
Этот тренд проявлен и в рамках
национальных границ. Показателен пример Индии, одной из наиболее продвинутых в
этом смысле стран. Для удобного доступа граждан к широкому спектру услуг здесь
запущена единая государственная идентификационная система AADHAAR. Для беспрепятственной
программной API-состыковки разрозненных сервисов, в том числе
правительственных, работает национальный цифровой хаб IndiaStack. Есть единая
платформа для межбанковских переводов с помощью мобильных устройств UPI.
Похожие примеры все чаще появляются
и в других развитых и развивающихся странах. Россия – не исключение. При этом
локальная скорость развития «универсального» тренда, согласно последним
рыночным сигналам, может быстро приблизить отечественный финансовый сектор к
мировым лидерам.
Финтех-ответ по-русски
Удаленная идентификация банковских
клиентов, согласно Федеральному закону № 482-ФЗ от 31 декабря 2017 года –
первый из таких сигналов. Уже с 1 июля россияне получают возможность прийти в
банк (в перспективе – любой), чтобы зарегистрировать там образцы своих фото и
голоса. Этого будет достаточно, чтобы в дальнейшем получать финансовые услуги и
в других банках без их посещения. Пока речь идет о
переводах между личными счетами или открытии мелких депозитов, но со временем диапазон услуг
обещает расшириться вплоть до возможности удаленного получения ипотечного
кредита.
В основу новшества легло
использование ЕСИА – Единой системы идентификации и аутентификации, уже
применяющейся, в частности, для регистрации граждан на портале государственных
услуг. Ее дополнила новая ЕБС – Единая биометрическая система, где будут
храниться и сравниваться цифровые аудиовизуальные «слепки». Этот шаг в сторону
единого национального клиентского digital-пространства
– прорывной сам по себе – усиливается другой инновацией. В октябре 2017 года
Центробанк предложил
консолидировать ныне разрозненные данные бюро кредитных историй и расширить источники данных
для них.
Работа закипела, но.
Это был 2015 год. У российского бизнеса оставалось еще 5 лет на то, чтобы измениться по своей инициативе, поскольку в 2020 году меняться заставила уже сама ситуация. Мы внедряли одну систему за другой. Полностью перешли на облачную офисную и почтовую инфраструктуру. Сколотили команду сильных разработчиков для создания нескольких продуктов в сфере медиазакупок ТВ и наружной рекламы. Однако, несмотря на примерно десяток успешно запущенных проектов, процесс трансформации, в общем и целом, через год-два застопорился, а накануне пандемии практически встал.
Акционер отошел от дел и больше не участвовал в заседаниях проектного комитета, а менеджмент не понимал зачем тратить деньги на то, что не принесет очевидных доходов в дальнейшем. Эффективность бизнеса все менее воспринималась руководством как доходная статья. В то же время старая бизнес-модель, основанная на медиадоходах и агентской комиссии с больших рекламных бюджетов, хорошо работала и несмотря на некоторые просадки приносила чистую прибыль в достаточных объемах для того, чтобы бизнес считался эффективным и без «трансформации».
В откровенных разговорах, мы на полном серьезе спорили, что будет дешевле на тот момент: купить/разработать систему за несколько миллионов рублей или нанять N ассистентов, которые выполнят ту же работу за свое жалование.
Команда R&D в конечном итоге распалась, заседания проектных комитетов прекратились, команда разработчиков и менеджеров, включая автора этих строк и IT-директора – разбежались за год-два.
В России появится маркетплейс
И на этом еще не все. Центробанк
собирается агрегировать массив имеющегося в стране финансового предложения,
включая банки, микрофинансовые организации, страховые компании на
едином онлайн-маркетплейсе с клиентским доступом через ЕБС. Этот проект начнет развиваться
уже в начале 2019 года, а заработает в 2020 году.
Наконец, еще одна инициатива ЦБ –
система быстрых платежей – должна стать завершающим штрихом нового
национального финансового пейзажа.
Таким образом, в перспективе уже в ближайшие
два-три года мы получаем полноценное единое цифровое национальное финансовое
пространство, с многочисленными внутренними узлами состыковки клиента, бизнеса
и государства. Первый в итоге получает возможность комфортно и оперативно
получать любые финансовые продукты. Организации – адекватно оценивать и быстро
удовлетворять заявки. Регулятор – контролировать заботу государства о
поддержании должного уровня благосостояния населения (согласно п.п. «а» и «б»
п. 3 поручения Президента РФ от 28 декабря 2016 № Пр-2563), следя за уровнем
его долговой нагрузки.
Что ждет микрофинансовые организации?
Все упомянутые проекты не оставляют
в стороне и микрофинансовые организации. Более того, их непосредственное
участие, как, например, в случае с «маркетплейсом» оговаривается уже на первом
этапе. Таким образом, новый облик унифицированной национальной финансовой
системы сформируется и с участием МФО.
Однако нет сомнений, что бизнес МФО
в связи с этим изменится. С одной стороны, внедрение в обязательную практику
учета показателей долговой нагрузки заемщиков PTI и DTI будет «давить» на
прирост объема выдаваемых займов. На этот уровень влияет вес уже имеющейся
нагрузки, в частности, в форме ограничения количества займов в одни руки и
пролонгаций договоров. Также на бизнес окажет воздействие и ожидаемое в скором
будущем очередное снижение «потолка» процентов, суммы PDL-микрозаймов (от англ. pay day loans, займы до зарплаты).
К тому же, многие микрофинансовые
компании рискуют потерять в маржинальности и за счет усиления конкурентного
фактора: хотя бы из-за прямого соседства финансовых предложений на маркетплейсе
и возможного сближения по ряду продуктов (installment loans, кредитование
бизнеса) с банками.
С другой же – спрос населения на заемные средства меньше не становится. Да, возможно, он будет переформатирован: те
же займы «до зарплаты» снизят свою значимость в пользу более «длинных»
финансовых продуктов, а сотрудничество клиента с одной организацией
перераспределится на несколько альтернативных вариантов, в том числе в разных
финансовых секторах – банки, МФО, кредитные кооперативы и др. Так или иначе,
спрос должен встречать адекватный уровень предложения. А спрос, стимулируемый
увеличением потенциального комфорта, скорости и клиентской выгоды, в том числе
за счет усиления конкуренции, – тем более. Поэтому показатель долговой нагрузки
не должен стать кардинальным препятствием для доступа к единому финансовому
рынку для российских заемщиков, пусть и за счет перераспределения этой нагрузки
с текущего состояния на более долгосрочную перспективу.
Лишится ли заемщик МФО возможности
«перехватить» до зарплаты с учетом потенциального «удлинения» займов? Нет.
PDL-сегмент в обозримом будущем останется исключительно микрофинансовой
вотчиной, банкам он неинтересен. И даже пусть снижающийся уровень
маржинальности заставит уйти из него большинство компаний, единицы крупнейших и
наиболее опытных PDL-игроков останутся. Стимулировать их будет
перераспределение в их пользу аудитории заемщиков, снижение уровня просроченных
и дефолтных займов за счет использования данных единой клиентской базы,
упрощение процедуры получения займов, что приведет к увеличению спроса.
Крайне вероятное последствие участия
МФО в «финансовой универсализации» – мощное сжатие микрофинансового рынка.
Главная причина – единое финансовое пространство подразумевает онлайн-воплощение.
Микрокредитные компании, не имеющие права доступа к нему в качестве прямого
канала работы с заемщиками, с каждым годом и месяцем становления цифровой
финансовой сферы будут отставать от текущих технологически-бытовых реалий все
больше.
Это, в свою очередь, обещает
проявиться и в постепенном оттоке клиентской аудитории: сохранить за собой они
смогут лишь наиболее консервативный сегмент заемщиков. Но и онлайн-компании, с
учетом усиления конкурентного фактора, в том числе в противостоянии с банками,
должны настроиться на гораздо более серьезную рыночную борьбу.
Остающиеся «в игре» компании
однозначно будут способны существенно улучшить свои рыночные позиции. И этот
факт однозначно будет позитивным с точки зрения клиента. Выгода, удобство,
скорость использования финансовых продуктов при их широком диапазоне в
большинстве конкретных случаев окажутся для него прямыми следствиями данного
процесса.
Что отличает хорошую digital-компанию от остальных
Понимание разницы между доведенной до конца и оборванной в нерешительности цифровой трансформации, приходит, когда сталкиваешься с компаниями прошедшими этот путь. В подобных компаниях тоже примерно в 2015-2016-х годах осознали, что «так дальше жить нельзя», необходимо что-то поменять. Что именно – не сразу стало понятно. В некоторых из них были запущены проектный и продуктовый комитеты. Причем первый был строго в контуре IT, а второй строго в контуре бизнеса.
В крупных корпорациях в рамках цифровой трансформации запускались десятки, сотни проектов, новые платформы и информационные системы. Нанимались разработчики, архитекторы, аналитики, либо переходили вследствие поглощений других компаний. Не все инициативы, на которые были потрачены миллионы рублей, стали успешными. Часть проектов вероятно пришлось закрыть с убытками. Однако, примерно через год-два отважные компании действительно обрели некоторые черты digital.
Когда я говорю о крутой digital-компании, я имею в виду совершенно конкретные вещи, которые восхищают всех, кто с ними соприкасается. Здесь я обозначу только самые базовые из них.
Виртуальное рабочее место
Все процессы, связанные практически с любой частью бизнеса в таких компаниях цифровизированы. Чем бы вы не занимались: продажи, цифровые продукты, маркетинг, HR, PR, финансы, закупки, обучение сотрудников, юридические вопросы, безопасность, съемки сериалов – практически для любой деятельности у вас обязательно есть своя информационная система, либо (в последнее время это тренд) – часть большой информационной системы, которая автоматизирует львиную долю ваших действий и сохраняет все данные.
Ресурсы компании в корпоративном облаке
Для сотрудника dgital-компании абсолютно в порядке вещей при запуске нового проекта получить ресурсы в корпоративном облаке автоматически. Они выдаются на 3-6 месяцев. Если проект выстрелит – за счет защищенных на продуктовом комитете денег долг по ресурсам закрывается. Если не выстрелит, ресурсы возвращаются.
Наличие коммунальных сервисов
А еще есть коммунальные сервисы, которых несколько десятков от корпоративного таск-трекера и базы знаний до систем мониторинга серверов и BI. Абсолютно обыденная BigData с DataLake, со стандартами каталогизации и описания данных. Корпоративные стандарты разработки и архитектуры, стандарты надежности, платформы для связи множества сервисов между собой.
В общем, много всего хорошего сделано такими компаниями за прошедшие 6-7 лет.
Черный лебедь 2020 года
Потом был черный лебедь-2020, необходимость аврального перехода не просто в облачную почту, но и на виртуальные рабочие места. А потом снизились рекламные бюджеты. Компании уже всерьез оказались в ситуации необходимости сокращения бюджета, с обнулением всех непроизводственных расходов и инициатив.
В общем уже совсем не до цифровизации процессов стало. Те, кто успел трансформировать свой бизнес только в 2020-м глобально начали пожинать плоды начатых 3-5 лет назад изменений, если они, конечно, были доведены до конца.
Цифровизация ведёт к деградации
«Каждому ребёнку – свою цифровую биографию» – такую идею продвигают чиновники в рамках внедрения «цифровой школы». Образование подвергается неумолимой цифровизации. И в этом таится серьёзная опасность. К каким последствиям для национальной безопасности России это может привести, разбирается Анна Шафран и эксперты – Игорь Шнуренко и Павел Пожигайло.
В Евангелии от Иоанна говорится: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Вся наша цивилизация логоцентрична. Люди – это те, кто владеет словом, а остальные твари Божьи бессловесны. Похоже, отмечает Анна Шафран, что сейчас мы присутствуем не просто при смене технологического уклада – нет, изменения куда глубже. Цивилизацию слова стремительно сменяет цивилизация «цифры».
В зоне особого внимания – школы
И действительно, слово «цифровой» прилагается едва ли не к каждому явлению. Почему-то считается, что именно такое решение всех вопросов – единственно правильное. Пока нас убеждают в том, что сопротивляться этому процессу бесполезно, цифровизация проникает почти везде, и если кто-то сегодня ещё не цифровизован, то завтра он отстанет от всего цивилизованного человечества.
Школы оказались в зоне особого внимания. Проникновение технологий в образовательный процесс началось довольно давно. Но неожиданно оказалось, что вся эта история с ковидом, «дистантом» и прочим тут была даже отчасти полезной: экстренный переход на удалёнку позволил всем нам проверить, в какое пекло нас пытаются отправить «цифровизаторы». Теперь мы поняли, что направление на цифровизацию, выбранное чиновниками, ведёт к серьёзному падению уровня образования, последствия которого могут оказаться катастрофическими.
Когда министр просвещения Сергей Кравцов перечисляет преимущества, которые даст механизм корректировки успешности школьника по анализу его «цифровой биографии», то есть изученным урокам, полученным отметкам, результатам ГИА или олимпиад, обещая построить для каждого ученика «образовательный маршрут», его слова звучат завораживающе красиво.
По сути же перед нами любимый приём бойцов информационной войны – подмена понятий. Формулировки, конечно, очень интересные, может даже показаться, что авторы поставили перед собой целью развитие индивидуумов.
Цифровизация образования – концепция антинаучная
На самом деле всё ровно наоборот. Траектория, программа, обучение, подход – это всё есть. А человек полностью исчез и растворился в программе. Всё поставлено с ног на голову, субъект и объект поменялись местами, и не человек определяет подход, траекторию и программу, а траектории и программы определяют место человека в иерархии. Причём с самого детства.
Комментируя по просьбе Анны Шафран возможные риски массового внедрения цифрового образования, писатель, эксперт по искусственному интеллекту Игорь Шнуренко отметил, что, на его взгляд, в наше образование продвигается антинаучная концепция, при помощи которой прививается вера в то, что всё можно цифровизировать, что цифровым способом можно решить любую проблему, что со знанием человека работать не нужно.
На деле же получается, что мы отказываемся от всех достижений науки за последние 200 лет – от научного метода, от понимания того, что теория должна быть нефальсифицируема, и так далее.
То есть от всего того, что нам дали просвещение и наука: в математике, в физике, в естественных предметах, в языкознании. Нам придётся отвыкнуть от привычки включать сознание, разум, перепроверять тезисы и так далее. Вместо этого – в рамках цифрового подхода – главным станет загрузить данные в компьютер, запустить программу и получить результат,
– сказал Шнуренко.
И в итоге получается, что цифровое образование сводится к сбору этих данных, написанию программ и так далее. Навязываемая нам новая идеология фактически отрицает сознание и свободу воли человека, всё сводит к «цифре», весь мир цифровизируется и через это управляется, а мы не в силах вмешаться. Всё, что будет вставлено в компьютер программой, не проверяется рационально. И мы должны будем просто поверить.
Правым будет тот, у кого мощнее компьютер.
Гость Анны Шафран тоже отметил серьёзную подмену понятий: на словах торжество прогресса, а на деле – отмена всех достижений массового образования и возвращение не то в Средние века, не то в ещё более седую древность. Большой компьютер заменяет золотого тельца, но суть остаётся всё та же – бездумное идолопоклонничество.
Вокруг нас – театр абсурда
Ещё один гость студии Царьграда, первый заместитель председателя комиссии Общественной палаты России по демографии и защите семьи, детей и традиционных семейных ценностей Павел Пожигайло, считает, что всё происходящее больше похоже на какой-то театр абсурда.
Если старшее поколение застало хорошее советское образование, то сейчас люди попадают в парадоксальную ситуацию, когда им приходится доказывать, что чёрное – это чёрное, белое – действительное белое, а дважды два – это действительно четыре.
Мы присутствуем при коллективном гипнозе. В качестве Кашпировского выступает Сбер. И самое опасное, так это то, что людей мало интересует вопрос, а нужен ли им этот гипноз, – они интересуются другим: насколько мягок стул, на котором они сидят во время гипноза, стоит ли включить кондиционер в зале, то есть какие-то несущественные детали,
– сказал Пожигайло.
Не менее странной ему кажется идея отменить ЕГЭ, над которой сейчас работают в Госдуме. Эксперт считает, что всё это «не более чем развод». Ведь даже если сейчас под общие аплодисменты и отменить ЕГЭ, за этим ничего не последует. А ведь для чего все требовали отменить эти испытания? Для того чтобы вернуть прежние экзамены в школе, которые позволяли стать достаточно умными и образованными людьми.
А сейчас, если и отменят ЕГЭ, то экзамены в школы никто возвращать не будет, вместо этого введут все эти технологии, надзор и формулирования, индивидуальные программы, которые и станут определять, кто чего стоит.
Мечты Грефа о «школе будущего» воплощаются
Конечно, ситуация очень интересная, согласилась Анна Шафран. Люди не могут не замечать достаточно очевидных вещей. К примеру, как проповедник цифровизации, Герман Греф уже давно и последовательно объясняет, какой должна быть школа. И в этих своих рассуждениях он зашёл настолько далеко, что уже утверждает, что тех школ, в которых мы учились, не должно быть вовсе, что экзамены надо отменить, что вместо знаний нужны компетенции и так далее. То есть чётко обозначил путь, по которому мы должны пойти, продолжила ведущая:
И мы видим, что всё происходящее у нас в области образования, все эти постановления, проекты приказов, разрабатываемые законопроекты – это всё очень чётко укладывается в русло тех предложений, которые озвучил Герман Греф. Одновременно с этим мы понимаем, что общество в целом, в подавляющем своём большинстве, с этими предложениями не согласно. От слова «совсем».
Следующий вопрос: а кто такой Герман Греф, откуда у него такая власть, кто ему её дал? Мы не выбирали этого человека, но парадоксальным образом получается, что именно он определяет те вещи, которые будут, в принципе, решать будущее нашей страны. Как с этим быть? И можем ли мы здесь найти точки опоры и варианты выхода из ситуации? Вообще, что делать?
Это сеанс массового гипноза, продолжил тему Павел Пожигайло. И тех, кто ещё не заснул, не так уж много, что, конечно, расстраивает. Многие успели заснуть. И теперь они послушно повторяют, взяв в руки колесо от машины: «Это спичечный коробок». И люди с этим соглашаются, они послушно готовы сесть в машину без колёс и поехать неизвестно куда.
Всё это похоже на секту. А в каждой секте есть свой руководитель, требующий беспрекословного подчинения и слепого подчинения без размышлений или вопросов. И нас, всю страну, заталкивают в эту секту, в которой направление нам показывают некие отцы, тот же Греф. И это было бы, наверно, смешно, если б не было так печально,
И цифровизация – один из элементов мира будущего, в котором человек станет свободен от любых зависимостей: от детей, от национальности, от пола, гражданства и всего остального. Чиновники шаг за шагом нас ведут в этот мир. Надо, чтобы кто-нибудь разбудил всех заснувших от массового гипноза и сказал им: ребята, SOS.
Чиновники не замечают рисков
Ситуация тревожная, согласилась Анна Шафран. Поэтому хотелось бы, чтобы чиновники не игнорировали запросы общества, а реагировали на них. Мы же сегодня видим прямо противоположную картину, и всё это чревато самыми серьёзными последствиями. Удивляет, как можно не замечать всех этих рисков.
У нас на глазах выстраивалась система массового оболванивания людей, лишённых критического мышления. Удалось создать параллельную структуру, в которой действующего президента исключают из информационного пространства. И в нашей стране пытаются построить то же самое, хоть и с опозданием. Единственное, что меня как верующего человека успокаивает, то это то, что я знаю – жизнь-то длинная. А истинная вера убивает страх смерти. Большинство людей, которые верят в Бога, имеют лекарство от этого гипнотического сна. И дай Бог, чтобы мы все не заснули.
Анна Шафран отметила, что, как это ни парадоксально, но мы должны быть благодарны тому, что с нами случилось в 2020 году. Сейчас все ужасаются тем, что происходит в США. И ругают совершенно справедливо. Невозможно согласиться с этим попранием прав и свобод, как и с тем беспределом, который устроили люди, имеющие в руках власть.
Либерализм как крайняя форма диктатуры
Странно другое: почему люди, критикующие американскую ситуацию, совершенно согласны с тем, что происходит у нас? А ведь история развивается абсолютно аналогичная, но мы почему-то не можем остановиться, выдохнуть, провести работу над ошибками и пойти дальше своим путём:
Спасибо вам за то, что вы упомянули такой важный и серьёзный фактор, как наличие веры и Бога, когда речь шла о переформатировании сознания. Нам это предлагают как абсолютную свободу. Но обратная сторона этой абсолютной свободы – полная управляемость со стороны тех, кто сосредоточил в своих руках абсолютную власть. Как так вышло, что мы, здоровое большинство, смело об этом говорю, консервативно мыслящее, стали защитниками демократии, а либералы, которые проповедовали нам эту демократию, стали какими-то жуткими диктаторами и поборниками авторитарных форм правления? Это удивительно просто.
Достоевский когда-то сказал, что одна из крайних форм диктатуры – это либерализм, продолжил Пожигайло. И его, этому либерализму, смогут позавидовать самые жестокие тираны. Это и есть диктатура, хотя мы говорим о демократии, которая должны бы означать свободу.
Но эту, казалось бы, непреодолимую машину необходимо систематически преодолевать. «Неужели чиновники не понимают риска массового перехода в «цифру» или просто игнорируют риски?» – задалась вопросом Анна Шафран.
Всё дело в коротком мышлении, уверен Павел Пожигайло. Ни министры, ни их заместители не являются креативными менеджерами. Они 24 часа в сутки выполняют огромное количество задач, у них нет свободной минуты, чтобы успеть продумать собственный творческий ход. Поэтому к чиновникам апеллировать бесполезно. А кто может двигаться в правильном направлении в нашей стране? Например, Никита Михалков. Он всех виновных смог назвать по именам.
Он ещё недавно подвергался чуть ли не остракизму, а сегодня мы все видим, что он выступил как пророк, а его за это линчевали, добавила Шафран.
Цифровое образование
Что же касается чиновников, продолжил свою мысль Пожигайло, то всё-таки очень многие вещи исходят из Высшей школы экономики. Ко всему этому пакету «подарков», который нам преподносят то в семейной тематике, то в здравоохранении, то в образовании, то в пенсионной реформе, всегда имеет отношение «группа товарищей» из ВШЭ.
Кто же станет выгодоприобретателем от массового внедрения цифрового образования, а кто – проигравшим? Конечно, это глобальный процесс, это понятно. Идёт унификация мира, считает эксперт. Поэтому и стоит вопрос о цифровом образовании. И тут главный вопрос – у кого в руках сервер. Если серверы находятся у США, где и будет идти обработка, где может быть подмена всей этой информации, то тогда цифровизация и управление нашей страной будет идти оттуда.
– продолжил Пожигайло.
Он убеждён в том, что всё это – фашизм в чистом виде, настоящая сегрегация. За человека просто решили, кем он должен быть.
Оценка как стимул для роста
Раньше, добавила Анна Шафран, стимулирующим моментом для школьников были оценки. Получил тройку – значит, надо подтянуть свои знания, и в перспективе ты мог даже стать отличником. Что же нам предлагают сегодня в модели цифровой образовательной среды?
Оценка фиксирует ребёнка на том уровне, на котором он находится, и дальше воспроизводит его именно на этом уровне. Чем это заканчивается? Тем, что раньше среднее общее образование получали все ученики, а сегодня будут получать единицы. Кто-то будет изначально определён искусственным интеллектом, бездушным железом, как бесперспективный и останется таковым навсегда. Вот в чём опасность. «И что могут сделать родители, чтобы снизить риски от вероятного внедрения цифрового образования?» – задала вопрос Анна Шафран.
Ответ на этот вопрос дал Игорь Шнуренко. По его мнению, родители должны объединяться в какие-то группы по изучению тех или иных предметов. Одновременно они должны продолжать оказывать давление на власть, чтобы в масштабе всей страны переломить этот тренд, это движение в неправильном направлении. Нужно пытаться что-то делать.
В чём скрыта главная опасность цифровизации
Подводя итоги беседы, Анна Шафран чётко сформулировала, в чём именно кроется опасность ускоренной цифровизации по модели, которую предлагают чиновники. Риск для национальной безопасности – уже серьёзная причина.
Ведь именно кадры, как мы знаем, решают всё. Качественно подготовленные и хорошо подготовленные специалисты – залог успешного развития любого государства. А что же нам предлагают? Явную деградацию, отказ от развития.
Для наглядности приведу пример из спортивной жизни. Представим, что дети пришли на тренировку, тренер зафиксировал их начальные результаты и назначил им упражнение соответственно их уровням. Сейчас слабым дают больше упражнений, чтобы у них был шанс догнать сильных.
А в новой «цифровой школе» на основании «цифровой биографии» тем, кто показал слабые результаты, дадут поменьше упражнений, а тем, кто посильнее, – побольше. К концу года разрыв между слабыми и сильными станет непреодолимым, а представьте, что случится за 11 лет.
Раньше все люди после школы получали среднее образование, а теперь его получат только особо одарённые – все остальные останутся на уровне «читаю по складам, считаю на пальцах». Беда в том, что оценка из стимулирующего явления превращается в доминирующее. Если раньше тройка означала необходимость подтянуть знания, то сейчас это безусловное клеймо, которое навсегда фиксирует человека в системе.
В итоге школа перестаёт быть системой роста и образование в целом становится закостенелой структурой, препятствующей становлению и развитию человека как личности. Наверх при подобной системе будут выходить только люди, овладевшие правилами игры, научившиеся быстро и бездумно проходить тесты. А это, к сожалению, редко совпадет с истинными знаниями и талантом.
Человеческие души, талант, гений и творчество нельзя померить «цифрой». А убить очень просто. И такого же они хотят для наших детей?
Напомню слова Патриарха Кирилла из его рождественского интервью, в котором он жёстко указал на все риски неуёмной цифровизации, и особенно в образовательной сфере. «Например, когда люди обучаются вне общения с другими, это тоже очень опасно, потому что ребёнок формируется в семье, студент формируется в коллективе, в общении с профессорами, с преподавателями, со своими товарищами и друзьями. Поэтому помещение человека в искусственную изоляцию может, несомненно, негативно отразиться на его формировании».
Цифровая форма не способна передавать знания, она может только транслировать компетенции, а ведь это совсем другое. И цифровой формат не способен развивать личность. Это не педагогика и даже не педология. Это превращение людей в биороботов, искусственно выведенное человеческое нечто, аналог собаки Павлова, способной только нажимать на кнопку и получать за это вкусный корм.
Дистанционное обучение не работает не из-за того, что качество видеосвязи пока что не везде хорошее, а учителя недостаточно овладели современными технологиями. Оно не работает, потому что «дистанционка» в принципе не может заменить классическое образование, как не способно заменить настоящую еду даже самая качественная 3D-проекция, заключила Анна Шафран.
Глубинная цифровизация как обнуление человечества
«Западная цивилизация измеряет счастье в количественных категориях».
Прот. Андрей Ткачёв
И пугает людей не только возможный цифровой контроль «Большого Брата» из антиутопии Оруэлла «1984» – всемогущего тоталитарного государства. И не только угроза (вполне реальная) криминального доступа к персональным данным со стороны разных коммерческих структур или просто мошенников. Страшит возможность анонимного, рассредоточенного контроля – потому что физически сервера, на которых находится всё то, что мы о себе знаем и не знаем, – за пределами территории России, под полным контролем и при необходимости управлением чужих государственных или надгосударственных структур.
Люди нервничают, пугаются, впадают в отчаяние, а в ответ им раздаются раздражённо-снисходительные упрёки очень умных и современных государственных банкиров, депутатов-единороссов и телепропагандистов: кто вы такие, нелепые и неосведомлённые люди, чтобы судить о грядущем торжестве новых цифровых технологий и наступающем царстве искусственного интеллекта? И, не получая ни уважительных разъяснений, ни внятных ответов на обоснованные тревожные вопросы, люди на самом деле впадают в панику и в истерику. И, как луддиты, с яростью отвергают огромные и несомненные возможности, которые открыли перед людьми новые информационные технологии.
Но ярость и психоз попросту отводят нам глаза от гораздо более глубоких и страшных вещей. От той «цифровизации», которая намного опаснее интернета, биткоинов и Big Data. От базовой основы нынешней «мировой» (на самом деле западной) цивилизации. От того, что обессмысливает, опустошает и разрушает все стороны нашей жизни – от веры, культуры, семьи и морали до образования, науки и тех самых полезных и нужных людям цифровых технологий.
Апокалипсис – это учёт
Глубинная цифровизация (будем так её теперь называть) пришла к нам, по большому счёту, в XX веке. Хотя в каком-то смысле о ней говорили и раньше – например, Лев Толстой в романе «Война и мир», для которого «движение больших масс людей» стало новым смыслом истории, которую раньше измеряли в «великих вождях» и прочих полководцах. В реальность XX века цифра вошла как символ массовой смерти: в бельгийском Конго, где чиновники короля Леопольда II физически уничтожили до 10 миллионов человек (около половины населения) и на полях сражений Первой мировой войны. И чтобы спасти человечество от массового стресса, а элиты – от признания своей вины и покаяния, оставалось перевести эту гекатомбу в цифру.
Отрицать необходимость учёта и подсчёта для понимания всё более огромного мира было бы просто чушью. Но следующим шагом стало нечто намного менее естественное, чем статистика, и далеко не сразу осмысленное – сведение этого мира к чистой цифре, к отчёту и учёту.
Перепончатокрылая ленинская фраза «Социализм – это учёт» показала, куда ведёт человечество «ленинский курс». Безумная, маниакальная идея поставить под контроль все аспекты общественной жизни – от экономических результатов и социальных проблем до уровня трудового энтузиазма (вроде контроля над перевыполнением плана) – обернулась химерой «советской пятилетки», которая к 70-м годам XX века превратилась в планирование перевыполнения плана (который можно было постфактум скорректировать, то есть понизить показатели, чтобы к отчётному сроку превратить «невыполнение» хотя бы в недоперевыполнение – такое слово, кстати, тоже было).
Знаменитая «красная цифровизация» обеспечила полную победу отчётности над жизнью. Продуктом этой победы стал дефицит, а символом – слова Александра Твардовского: «Обозначено в меню, а в натуре нету». Лукавая цифра докладывала о постоянном «росте благосостояния советского народа», а в магазинах периодически пропадали не только мясо и сыр, но и туалетная бумага, репчатый лук, сгущённое молоко и книги классических русских писателей. В конце концов обожествление учёта свелось к полной утрате контроля над советской экономикой и крушению советской власти.
Но в самой инфернальной форме в середине прошлого века сведение человека к цифре реализовалось в нацистских концлагерях смерти – ну и в ГУЛАГе тоже. Правда, в ГУЛАГе номера нашивались на одежду, которую можно было снять, а нацистов выжигали их на коже узников. Впрочем, и в том, и в другом случаях человека цифровизовали, чтобы вычеркнуть его из мира живых душ, лишить его личности и – как они надеялись – жизни, как здешней, так и вечной.
Образование – это стандарт
Цифровизация образования обосновывалась даже более рационально и человеколюбиво, чем плановая экономика. Массовое, всеобщее образование, охватывающее миллионы детей в огромной стране, нельзя было оставить без определённых рамок, обязательных для всех. В СССР дети от Бреста до Петропавловска-Камчатского должны были получить базовые знания и – по результатам своей учёбы – оценки их знаний, с которыми они могли бы впоследствии, например, поступать в вузы. Пятёрка же в Бресте равнялась пятёрке в Петропавловске безо всякого сомнения.
Все эти необходимые статистические рамки разрабатывались высокоразвитой советской педагогической наукой, которая умела связать между собой разные цифры и факты – о возможностях детской психики в зависимости от возраста, о знаниях, необходимых для социализации, о требованиях народного хозяйства, о номенклатуре специальностей и т. д.
Однако образовательные стандарты в СССР оставались именно рамками. При всей цензуре и безальтернативности программ передача детям знаний шла через живой голос учителя, через его душу и через меловые линии на грифельной доске. И эти же живые учителя ставили оценки – не только по числу ошибок в буквах и неправильных решений в числах, но и по своему личному, человеческому пониманию ребёнка, его возможностей и достижений. Да и пятёрки с четвёрками продолжали – в скобках – поясняться словами «отлично» и «хорошо».
Конечно же, это была очень шаткая и часто несправедливая система. Субъективизм учителя, коррупция (в те времена часто не денежная), прямые указания сверху, – всё это было. Разные требования в разных школах и в разных концах страны – было. Подтасовки результатов экзаменов для лучшей отчётности перед начальством – тоже. А введение ЕГЭ (независимый от произвола учителей и чиновников механизм справедливого измерения уровня знаний), образовательные стандарты (только рамочные требования, допускающие вариативность образования), а также международное образовательное сотрудничество в рамках Болонского процесса (чтобы дипломы о высшем образовании в России и в остальном мире признавались бы на взаимной основе), – всё это обосновывалось исключительно интересами детей, эффективностью и конкурентоспособностью образования. Очень многие были с этим согласны – в том числе и педагоги.
Но получилось другое
Защита от субъективизма педагогов превратилась в защиту системы от личности, в войну на уничтожение субъектности – то есть индивидуальности ученика и его личной, человеческой связи с учителем и с учёбой. А методы совершенно необходимого учёта – в механизм замены образования отчётностью, а школьника и студента – цифрой в графе этой отчётности.
Введение ЕГЭ в течение нескольких лет разрушило учёбу школьников в выпускном классе: весь год отныне был посвящён цифровому натаскиванию в сдаче тестов (с практически полным отказом от «лампового» – человеческого и традиционного – образования и воспитания). Болонский процесс в высшем образовании не помог адаптировать документы о высшем образовании к европейским и мировым стандартам, а принялся рушить нашу высшую школу, возводя на её месте картонные муляжи бакалавриатов и магистратур. Унификация высшего образования в рамках модульной системы (так называемые образовательные кре́диты – они же «зачётные единицы Карнеги») вышла далеко за рамки механизма обеспечения сопоставимости результатов учебного процесса: она понемногу свела всё университетское многообразие к взаимозаменяемым галочкам в итоговых таблицах. Теперь ничто уже не могло сдержать высшую школу от движения по любимому пути Германа Грефа – от «лишних знаний» и развития «мозговой мускулатуры» творцов и думающих людей к KPI эффективных менеджеров и успешных потребителей.
Ну и – в завершение всего – в последние дни (надеюсь, что не в самые последние дни русской школы) они повели дело к полной и окончательной цифровизации образования через «дистанционку». Это уже какая-то дьявольская смесь из ЕГЭ, модульной системы и примитивных компьютерных программ на месте живых учителей. Что-то совсем уже похожее на «воспитание» условных рефлексов у собачек Павлова.
Единица – вздор, единица – ноль
Гениальный певец «адовой работы» на благо коммунизма Владимир Маяковский провидчески сформулировал суть будущей цифровизации через аллегорию, с помощью которой он пытался обосновать тоталитаризм партийной диктатуры.
Молодые читатели, возможно, не помнят или не знают этих запоминающихся строф – так позвольте процитировать.
Замечательное по своей глубине саморазоблачение! Единица – личность – приравнивается к нулю, но тут же утверждается, что очень много нулей равны бесконечности. Враньё – и этому учит нас подлинная наука о цифрах, арифметика: миллион, умноженный на ноль, это всего лишь ноль.
Поэтому «глубинная цифровизация» – это обнуление человека и всего, что с ним связано.
Советская «пятилетка качества» (1970–1975 годы) – переход от измерения выпускаемой продукции в литрах, тоннах и кубометрах к измерению в «условных рублях» произвольно назначаемых властью цен.
Эффективный, в точности по западным стандартам, менеджмент научных исследований (блестящая спецоперация наших «спецучёных» успешно сокрушила твердыню Российской академии наук, с которой ничего не смогли сделать ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущёв) поставил в центр своей системы учёта, контроля и финансовой оценки научной работы высосанные из пальца «индексы цитирования». Которые не оставили никаких шансов гениальным математикам (одна-две гениальные работы за год, а то и за пять лет) в сравнении со специалистами по логистике продвижения кнопкодавительных услуг (30-31 публикация в месяц).
Эффективные системы учёта экономического эффекта театральной деятельности дали возможность коммерсантам от искусства похоронить легендарный русский театр и протащить вместо него вакханалию бездарной порнографической «богомоловщины».
Ну и продвинутая система КПЭ (ключевые показатели эффективности) – а на самом деле KPI (Key Performance Indicators, или, как я это перевожу, ключевые индикаторы перформанса). Ими сегодня измеряется всё, что угодно – от работы офис-менеджеров или медиа до профпригодности губернаторов. Точнее, не измеряется, а подменяется.
Любая оценка человеческой деятельности сводится к количественным и качественным методам. Никакой самый продвинутый соцопрос не даст тех результатов, которые покажет фокус-группа, проведённая талантливым и опытным модератором. Никакие индексы Хирша не помогут созданию устойчивой репутации учёного в пока ещё недобитом научном сообществе. Никакие де́биты и кре́диты не заменят интуитивной, основанной на личном учительском опыте, оценки таланта, одарённости ученика.Более того, буквы и слова невозможно свести к цифрам.
Скажем проще: язык – это, прежде всего, коммуникация духа с душой и личностью. Нечто неизмеримое и только отчасти умопостигаемое.
А вот попытка цифровизации духа – это уже совершенно апокалиптическая технология. То самое предсказанное число зверя – не в виде прямо и грубо поставленного штампа на лбу, а в виде порядкового номера, приравнивающего к нулю человека и человечество.
Испытание для цифровых компаний
Потом наступил февраль 2022. Произошедшее можно охарактеризовать как второе за два года серьезное испытание для компаний, называвших себя цифровыми. Массовый отказ в приеме платежей, уход транснациональных IT-гигантов, аннулирование лицензий и контрактов, кибератаки и многие другие наложившиеся негативные факторы.
Конечно, это все отразилось самым негативным образом на неподготовленных к такому развитию событий компаниях. Оказалось, что цифровая трансформация должна быть проведена правильно, с учетом геополитических, санкционных и прочих рисков.
При этом нельзя однозначно утверждать, что нас совсем не предупреждали о возможности отключения западных решений. Предупреждали с 2014 года. Как и сейчас предупреждают о возможном уходе крупнейших IT-компаний и полных блокировках привычных операционных систем и мобильных устройств. И готовиться к этому надо прямо сейчас.
Хайп или неизбежность?
Впервые термин «цифровая трансформация» появился на страницах популярных бизнес-изданий примерно в 2015 году. Кризис уже вовсю бушевал, но в целом апокалипсиса не произошло. Средний и крупный бизнес не оказался на грани выживания. Еще были деньги на изменения. Незадолго до того о трансформации заговорили на различных около интернетовских и маркетинговых конференциях, как о чем-то неизбежном, что коснется всего бизнеса без исключения.
Сам термин, обозначающий ничто иное, как перевод бизнес-процессов в цифровой и преимущественно облачный формат, с соответствующей трансформацией продуктов и клиентского опыта, казался не конкретным. Но менеджмент в целом ощутил необходимость как-то двигаться в сторону освоения новых технологий – более продвинутых чем офисные приложения, почтовые сервисы и службы каталогов.
Вдохновленный акционер
Акционер некой компании, владелец типичного среднего бизнеса в сфере коммуникаций, как раз вернулся с крупной международной конференции переполненный идеями о цифровой трансформации. Он готов был идти на некоторые сравнительно большие расходы, чтобы сделать деятельность компании эффективнее и требовал порядка в том, что происходит. Это была хорошая идея, поскольку незадолго до того наш бизнес потерял почти $1 млн на внедрении системы управленческого учета, которая «не взлетела».
Он придумал прекрасную идею: объединил экспертов из нескольких департаментов в одну команду под условным названием «R&D Team». В ней не было руководителя, но был неформальный лидер – директор по IT. Каждые две недели мы собирались на рабочую группу с нашим акционером и придумывали, как будем трансформировать наше крупное рекламное агентство. Далее мы уже все вместе придумали регулярное мероприятие для рассмотрения новых инициатив: проектный комитет, который на основании подробного рассмотрения презентации проекта принимал решение о выделении бюджетов или отказе.
Много позже я обнаружил похожий порядок в МТС.
ЦБ пытается реализовать обречённый на провал проект
Цифровой рубль – проект, обречённый на провал. Причина – глупость и коррупция.
Парламентский комитет по финансовому рынку рекомендовал Госдуме принять в первом чтении законопроект о внедрении цифрового рубля. Однако в новом проекте масса недостатков и недосказанных опасений. Народ простой против того, чтобы власть окончательно и бесповоротно заглядывала в кошельки сограждан. Это с одной стороны. С другой – цифровой рубль имеет существенные изъяны по сравнению с безналичным рублём. Безналичные депозиты и транзакции приносят своим владельцам процентный доход. За цифровой же рубль Центробанк выплачивать проценты не собирается. На Неглинной заявляют, что цифровой рубль – это не средство накопления. Иными словами, переход на цифровой для граждан становится бессмысленным занятием. Такая тенденция сейчас наблюдается не только в России. Так, в Швейцарии пройдёт референдум о сохранении наличных, а в Нигерии лишь мизерная часть граждан согласилась использовать новую форму. Однако вернёмся в Россию. В ЦБ заявляют, что цифровой рубль приведёт к росту конкуренции и удешевлению расчётов.
Цифровой рубль – это признанная форма денег, которая объединит в себе свойства от наличного и безналичного рублей, каждый рубль будет отдельным токеном и он будет храниться в вашем кошельке, который находится на балансе ЦБ, от безналичного рубля цифровой рубль унаследует свойства проведения безнал-расчётов, – сказал зампред ЦБ России Алексей Заботкин. – Что это даст? Мы рассчитываем, что это даст альтернативный способ платежей в экономике, удешевит платёжные сервисы и увеличит конкуренцию в сфере платежей, а также снизит их стоимость для граждан, малого и среднего бизнеса.
В Центробанке ранее заявляли, что российские банки смогут открывать своим клиентам онлайн-цифровые кошельки, а тестирование цифрового рубля с реальными клиентами стартует в начале апреля. Уже известно, что тринадцать банков согласились принять участие в эксперименте. В команде Эльвиры Набиуллиной поясняют, что цифровой рубль должен стать новой, третьей по счету формой российской национальной валюты, дополнением к наличным и безналичным рублям. У цифрового рубля три ключевые функции: средство платежа, мера стоимости и средство сбережения.
Однако последний тезис во многом условный. В ЦБ уже заявили журналистам, что говорить о цифровом рубле как об инструменте накопления некорректно: «на цифровые рубли не планируется начислять проценты». Однако главная «засада», по мнению граждан, даже не в этом, а в том, что цифровой рубль – тотальная прозрачность любого платежа. Такой «стриптиз» народу, мягко говоря, не очень нравится. Однако власть пытается выставить на первый план достоинства цифровой валюты.
В чём плюсы? Цифровой рубль абсолютно надёжен, поскольку его эмитент – Центральный банк. Если у тебя деньги хранятся в коммерческом банке, есть потенциальные риски, что он обанкротится и деньги пропадут, кроме того уровня, который гарантирует государство. То есть первый плюс – стопроцентная надёжность, – говорил министр финансов России Антон Силуанов. – Кроме того, за оплату товаров или услуг цифровым рублём не будет взиматься комиссия. С другой стороны, на остатки по счёту в цифровой валюте не будут начисляться проценты: ЦБ не производит такие начисления. Кроме того, на первой стадии развития цифрового рубля кредиты в нём невозможны.
Если же отойти от рассмотрения вопроса исключительно с точки зрения обывателя и рассмотреть внедрение цифрового рубля с точки зрения бюджетного процесса, то возникает существенное преимущество – цифровой рубль имеет исключительно прозрачный целевой характер. Иными словами, любое бюджетное финансирование становится абсолютно прозрачным процессом. И здесь формируется второй фактор, который обрекает внедрение цифровой государственной валюты на провал.
Мне сложно представить, чтобы чиновники, которые годами «сидели на темах» вот так спокойно откажутся от распила и разворовывания бюджетных средств. Я не наивный, чтобы представить себе картину, когда «пчёлы пойдут против мёда». Скорее, ситуация будет выглядеть следующим образом – для граждан «гайки закрутят», а для «слуг народа», как всегда, возникнут обходные лазейки.
Очевидно, что цифровая валюта приведёт к дополнительному контролю со стороны государства. Граждане не готовы к этому и с большим недоверием относятся к введению цифрового рубля. Власть обязана учитывать данный факт. Если чиновники решили устроить «стриптиз» гражданам, то граждане, как налогоплательщики, должны получить всю полноту прозрачности бюджетных расходов. Мы понимаем, что этого не будет, а это значит, на мой взгляд, внедрение цифрового рубля обречено в нынешних условиях на полный провал.
Программа «Сухой остаток» выходит на «Первом русском» каждый будний день в 19:00. Не пропустите!
Дзен
Телеграм
Выводы
Сейчас мы воспринимаем digital как само собой разумеющееся. Это рутинный инструмент для жизни и бизнеса. Digital перестал быть фетишем менеджмента или высокой целью. Он стал реальностью нашей работы. Мы работаем с помощью digital и во многом внутри него. А быть не digital – это уже как-то странно.
Да, средний и крупный бизнес имеют колоссальные различия в плане доступных ресурсов. Крупные компании могут (или могли) себе позволить вливать любые, практически ничем не ограниченные средства в проекты, которые могут «не взлететь». Средний и малый бизнес всегда вынужден экономить. Но важно другое. Ставим ли мы фразу «быть digital» условием существования нашего бизнеса или воспринимаем цифровизацию как 5-7 лет назад, в качестве модного слова с конференций.
Процесс цифровой трансформации компании занимает в среднем 3-5 лет. В 2015 году у всех они были. У многих еще были ресурсы. Но далеко не все смогли правильно воспользоваться этими возможностями. Некоторые вообще ничего не делали, считая диджитализацию неким хайпом. Некоторые начали, но не завершили процесс оставшись практически при своем. Кто-то сумел выжать максимум из имевшегося в распоряжении времени и подошли к пандемии и нынешним событиям, решив все основные задачи digital-трансформации. Это очень хороший урок.
Вопросы, которые можно задать всем желающим изменить свой бизнес я вижу примерно такими:
- Принял ли высший менеджмент, а еще лучше – акционеры – цифровую трансформацию как стратегическую цель развития компании на ближайшие 3-5 лет?
- Удерживается ли компания эти 3-5 лет в рамках избранной стратегии или, пугаясь первых же неудач, поворачивает назад?
- Самое главное: верят ли менеджмент и акционеры в успех начатого ими дела?
Уверен, что после честных ответов на эти вопросы любой предприниматель или менеджер, читающий эти строки, приблизит успешную цифровую трансформацию своего бизнеса.